Страница 45
Лешка поцеловал Свету и пошел в штаб полка. Он шел и думал, отпустит ли его командир полка?
В штабе уже все знали о катастрофе. Как только Лешка вошел в кабинет командира полка, Буйновский начал с порога:
– Хорошо, что сам пришел. Ехать уже готов? Я дал команду собрать деньги семье Мишина. Ты сейчас дуй на вокзал, а деньги мы к поезду подвезем.
– Спасибо, Николай Борисович, – Лешка подошел к командиру полка и пожал ему руку.
– Ольгу поддержи, как сможешь. Передай мои соболезнования.
– Обязательно передам, – Лешка отдал честь и вышел из кабинета.
***
В поезде захотелось напиться. Ехать сутки, и поэтому времени на размышления достаточно. Лешка пришел в вагон-ресторан и заказал водку и салат. Толстая и грязная официантка принесла граненый стакан водки и тарелку какой-то травы.
«Наверняка паленая», – подумал он. Но сейчас он выпил бы и яд, состояние было, как у трупа. Лешка вертел стакан в руке, но выпить так и не смог. В голове была пустота. Он никак не мог сосредоточиться. Сомнений не было, Мишка погиб. Неожиданно на глаза навернулись слезы. Странно, мыслей никаких, а слезы идут. Что нужно делать в таких случаях, наверное, вспоминать, как вместе жили? Его уже нет, а ты живешь. Он тоже хотел жить. А как теперь Ольга? А дети, ведь у него сыну всего полгода? Лешка тупо крутил стакан в руке, и водка, разливаясь, стекала по пальцам.
– Парень, ты водку пьешь или разливаешь? – официантка принялась вытирать стол, – подлить? – она с любопытством посмотрела Лешке в глаза.
– Сколько с меня? – зло спросил Лешка.
– Я сейчас, – официантка испуганно побежала за счетом.
Всю ночь он ворочался на полке. Слезы накатывали волной, и он душил рыдания подушкой. Самое странное, что не было никаких мыслей. Просто накатывали слезы, и крик пытался воем выйти из горла. Лешка закрывал рот подушкой и проглатывал комок за комком. Неужели нет правильного Михи? А как теперь Ольга? Ему вдруг стало страшно за Светку. А вдруг случится с ним такое? Как она сможет жить без него? Нет, надо гнать такие мысли. Но крик очередной раз пытался прорваться, и Лешка снова душил его подушкой, глотая слезы в вперемешку с соплями.
Поезд прибывал на станцию в двенадцать, но Лешка так и не встал с верхней полки до прибытия. Соседи приглашали его на чай, но он тупо отнекивался. За десять минут до прибытия он соскочил с полки, умылся в туалете и, буркнув соседям по купе до свидания, вышел в тамбур.
На станции он подошел к первому попавшему таксисту.
– В поселок Северный, – сухо спросил он.
– Командир, нет проблем, – таксист услужливо открыл дверь перед Лешкой.
«Надо подготовиться к встрече с Ольгой. Главное, никаких соплей, ведь ей будет только хуже, если он не сдержится», – думал он, трясясь по неровной дороге.
– Командир, после отпуска? – весело спросил таксист.
– На похороны, друга еду хоронить, – Лешка удивился своим словам: неужели он говорит это про Мишку?
– Это тот летун, что два дня назад в море пропал?
– Да, Мишка Мишин, друг мой, учились вместе.
– Молодой? – спросил таксист.
– Двадцать восемь через месяц должно было быть.
– Молодой, – сочувственно проговорил таксист.
Дальше ехали молча. Подъехав к КПП, таксист, круто развернувшись, остановился.
– Все, командир, дальше нельзя.
– Сколько с меня? – Лешка полез за бумажником.
– Нисколько, иди, хорони друга.
– У меня есть деньги, скажи сколько?
– Капитан, ты слышал о подводной лодке «Комсомолец»? Друг у меня остался там, я когда его хоронить ехал, с меня одна падла двойную цену взяла за срочность. Иди с богом, лучше эти деньги жене отдай, ей теперь тяжело будет.
– Спасибо, друг, – сухо буркнул Лешка и хлопнул дверью.
Всю дорогу к Мишкиному дому он готовился к встрече с Ольгой. Он понимал, что если не сдержится, от этого Ольге будет только хуже. И поэтому решил, что должен сдержать свои эмоции. Дом, в котором жил Мишка, он нашел сразу.
Поднимаясь по лестнице он шептал:
– Только без соплей, только без соплей.
На лестничной клетке курили мужики. Лешка молча протиснулся между ними и вошел в квартиру. Пройдя в зал, Лешка сразу увидел Ольгу. Она выглядела как старуха, в черном платке, красные глаза, круги под глазами. Лешка не ожидал увидеть ее такой.
– Лешенька приехал, – сказала она тихо, нараспев, как говорят блаженные или пьяные люди. На столе стоял Мишкин портрет в черной рамке, перед ним стакан с водкой, накрытый кусочком черного хлеба.
Увидев портрет, Лешка не сдержался.
– Как рано, – прорыдал он и уткнулся Ольге в плечо. Он громко рыдал, не в силах сдержать своих чувств. Он плакал, как плачет ребенок, когда его не заслуженно обидели, как плачет женщина, когда ее бросили. Он рыдал навзрыд, и слезы крупными каплями бежали по его щекам прямо Ольге на плечо. Она гладила его по голове и успокаивала тихо:
– Так вот случилось, Лешенька, так случилось, улетел мой Мишенька, оставил нас. Холодно ему сейчас, наверное, в море, оно же ведь у нас такое холодное.
Она говорила и не плакала, слез не было совсем, только Лешке показалось, что она не в своем уме, говорила, как старуха. Неужели это Ольга, эта веселая хохотушка, неужели горе так сломало ее?
– Все, все, Леша, пойдем покурим, – кто-то тронул Лешку за плечо.
Обернувшись, он увидел Мишкиного отца.
– Егор Иванович, как же?
– Пойдем Леша, выпьем, легче станет.
Они зашли на кухню и выпили по стакану водки. Лешка не мог говорить, слезы по-прежнему душили его. Он показал на папиросу и пошел в подъезд. Не чувствуя крепости папиросы, он затягивался раз за разом, стараясь заглушить рыдания, которые рвались наружу. Докурив сигарету, он вошел в квартиру.
– Егор Иванович, нашли что-нибудь? – тихо спросил он.
– Нет, Леша, море все похоронило.
– А где Нинель Ивановна?
– В больнице она, с сердечным приступом, приехать не смогла, – сухо ответил генерал. Лешка удивился самообладанию Егора Ивановича. Всем своим видом он не показывал, что его сын погиб, только лицо было странного серого цвета.
«Вот это воля», – подумал Лешка.
– Егор Иванович, что же делать, как хоронить, ведь ничего не нашли?
– Похоронить похороним, не впервой хоронить пустой гроб, сколько их было. Я уже распорядился, чтобы списанную переднюю стойку от самолета из ремзоны привезли, мы ее для веса в гроб положим. Хуже другое. Если не найдены останки летчика и части самолета, то по приказу министра обороны считается, что летчик пропал без вести, а это, друг, семья без пенсии, понимаешь, о чем я?
– Так что же делать? – встревожено спросил Лешка.
– Завтра на берег несколько фрагментов от списанных самолетов отвезут, там их менты по протоколу примут, как будто море выбросило, ну а мы этот протокол подошьем к делу. Это для того, чтобы пенсию начислили.
Похороны проходили на следующий день. В Доме офицеров поставили гроб, почетный караул рядом. К гробу тянулась длинная вереница людей. Люди проходили мимо, и каждый по-своему прощался: кто просто останавливался, кто говорил:
– Прощай, Миша, – кто проходил молча. А Лешка стоял у гроба и думал:
«Странно, все знают, что Мишки там нет, а говорят прощальные слова. И Ольга, она сидит, как чужая, у этого пустого гроба. Рядом с ней ничего не понимающая дочь Катя. Егорку, которому только полгода, оставили у подружек. Оля не бросается на гроб, как это бывает на похоронах, ведь хоронят кусок дерева. А Мишка просто улетел. Улетел и не вернулся». Но когда настало время выносить гроб, он первый подбежал и подставил свое плечо, как будто там на самом деле был Мишка. Он нес его бережно, стараясь не качать и не дергать. Гроб был тяжелый, и офицеры часто сменяли друг друга, но Лешка нес его до самого выхода из гарнизона, где их ожидал катафалк, как будто старался отдать последнюю почесть другу. Он не чувствовал тяжести и лишь отнекивался от предложения подменить его.
На местном кладбище все происходило по заранее отработанному сценарию. Говорили о Мишке, какой он был хороший летчик, как любил летать. Потом засыпали гроб землей и стали расходиться.
Поминки были в летной столовой. Сухие речи, не выплаканные слезы, как всегда, пьяные сопли. Лешка почему-то очень устал от всего этого. Едва досидев до конца, он пошел вместе Ольгой и близкими родственниками к ней домой. Все устали от горя и уже спокойно переговаривались.
– Леш, пойдем, я тебя хоть с Егоркой познакомлю, – Оля взяла Лешку под руку.
– В честь деда назвали?
– Да, кстати, я настояла, – Оля посмотрела на Егора Ивановича.
– Я знаю, доченька, – генерал обнял Ольгу.
– Оля, а Ахмед знает? Почему он не прилетел? – спросил Лешка.
– Ребята звонили. В офисе какой-то бред несут, то он вышел, то куда то уехал. Татьяна к телефону не подошла, хотя она прекрасно знала, откуда звонят и по какому поводу. Передали через секретаря, когда похороны.
Они так и шли молча, Оля держала под руку Лешку, а ее обнимал генерал.
Дома, когда все легли спать, Егор Иванович и Лешка остались на кухне одни.
– Помянем, Леша, моего сына, – генерал достал из холодильника водку и какую-то закуску, – а то в столовой все по-казенному.
Лешка смотрел на Егора Ивановича и удивлялся его выдержке. Только красные глаза и серый цвет лица выдавали его горе.
– Егор Иванович, что же все-таки случилось с Мишкой, есть какие-нибудь версии?
Генерал налил по полной рюмке себе и Лешке.
– Давай молча, сынок, – обратился к Лешке генерал, и они, не чокаясь, выпили.
– Версия, Леша, одна. Он взлетел из боевого дежурства, пошел в нейтральные воды, и метка пропала, ни доклада, ни свидетелей. Уже комиссия работает, может, что-то раскопают. Хотя... Поговорка есть – если тех летчиков, которые разбились, из земли поднять и рассказать, какую версию государственная комиссия прописала, они со смеху второй раз умрут.
– Как Нинель Ивановна?
– В больнице, состояние стабильное. А ты когда домой?
– Завтра. У меня Светка должна вот-вот родить.
– Ну и ладненько, завтра за мной борт придет, я на Москву полечу, заодно и тебя в Ребровку подброшу.
Они долго пили и не пьянели. Водка, как вода, только все тяжелее становилась голова, и глаза слезились то ли от папиросного дыма, то ли от невозможности вернуть Мишку.
– Егор Иванович, скажите, когда в авиации этот бардак закончится? Летаем очень мало, зарплату не платят, подготовленные летчики уходят на гражданку. Училища расформировывают, технику на металлолом режут с ресурсом, на которой еще летать и летать? – Лешка вопросительно посмотрел не генерала.
– Кто-то хочет уничтожить нашу страну, и начали они этот развал с армии. Группа генералов, в числе которых и я, обратилась с письмом к президенту, в котором высказала свое мнение о происходящем, но в ответ, как говорится, тишина. Воровство во всех структурах, тащат все. А о том, что вы мало летаете, на верху никого не волнует. Они, Алексей, страну делят, а это хлопотное занятие. Полгода назад я в составе комиссии ездил военный аэродром сокращенного полка бизнесменам передавать. Приехал и ахнул, все по первому классу, один из лучших аэродромов, да к тому же перед передачей еще и капитальный ремонт полосы сделали. А бугры наши его по третьей категории продают. Вроде бы все разрушено. Не подписал я акт передачи, так вместо меня потом другого генерала послали, не буду тебе его фамилию называть, его часто по телевизору показывают. Он потом, по пьяни, хвалился, хорошо, мол, поляну загнали, теперь и детям, и внукам хватит. В общем, устал я на все это смотреть, приеду в Москву, и сразу в госпиталь, пусть списывают на гражданку, – генерал тяжело вздохнул.
– Егор Иванович, как на гражданку? Ведь вы такой опытный генерал, в боевых действиях не один год, вся грудь в орденах. Да и летчики в полках вас уважают. Вы уйдете, кто останется, те генералы, кто авиацию выгодно продает?
– Нет, Леша, не могу на все это смотреть, буду уходить, – генерал покачал головой.
– Егор Иванович, но ведь для этого есть специальные службы, прокуратура, МВД, ну и, наконец, ФСБ?
– А вот они то, как раз, весь этот грабеж и возглавляют. Ладно, давай не будем дольше об этом, не могу. Дерьмо это все.
Но все равно они еще долго разговаривали и пили, генерал и капитан, люди, объединенные одним горем: и гибелью Мишки, и развалом авиации и страны.
***
Проснулся Лешка поздно. Голова раскалывалась от выпитого и пережитого. Спать они легли только под утро, а сейчас часы показывали двенадцать. Лешка, быстро умывшись, вышел на кухню. Там Ольгины подружки готовили еду для родственников, которые только начинали разъезжаться.
– Девчонки, Егора Ивановича не видели?
– Ушел он, еще в девять, чай попил и в штаб полка пошел, – ответила полная женщина, что-то помешивая в кастрюле.
Лешка вышел из квартиры и, закурив, пошел в штаб. Там его встретили мрачные летчики. Было видно, что они замучены не только переживаниями о гибели друга, но и работой комиссии, которая занималась расследованием катастрофы. В классе планирования, где работали офицеры из проверяющей группы, лежали горой летные книжки, старые плановые таблицы и еще какие-то бумаги. У окна стоял зам. по летной подполковник Пепель и курил «Беломор».
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71