– Как, уже? – мама села на табурет, – сынок, я же ведь всю жизнь здесь прожила. Как бросать все, а могила отца, кто будет смотреть за ней? – мама заплакала, закрыв глаза ладонями.
– Мам, не время сейчас слезы лить. На могилу будем приезжать, когда все успокоится, а то и жить назад приедем, не всегда же этот бардак будет продолжаться, – Лешка обнял мать за плечи.
– Сынок, ко мне уже чечены приходили насчет продажи квартиры. На тумбочке номер телефона оставили.
Лешка быстро нашел бумажку с записью и набрал номер телефона.
Договорившись о встрече, он начал упаковывать вещи и мебель.
Два дня Лешка почти не выходил из дома. Мама заранее приготовила коробки для вещей, так что Лешке не пришлось бегать в поисках упаковки. К концу второго дня в дверь постучали.
– Кто там? – спросил Лешка, подойдя к двери.
– По квартире, – раздалось из-за двери.
Открыв дверь, Лешка увидел двух рослых чеченцев.
– Квартиру продаете? – спросил один, бесцеремонно войдя в квартиру.
– Да, продаю, – Лешка старался быть доброжелательным.
– Сколько хотите денег? – спросил второй, разглядывая квартиру.
– Ребята, я не успел прицениться, назовите свою цену, а я вам завтра позвоню, – сказал он таким же дружелюбным голосом.
– 10 000 рублей, – как бы делая одолжение, сказал один из них.
– Брат, ты наверное шутишь, у меня зарплата больше, – Лешка от такой цены слегка опешил.
– Вот телефон, завтра не позвонишь, отдашь без денег, – грубо ответил второй.
Повернувшись, гости ушли. А Лешка остался стоять посреди комнаты с бумажкой в руке.
– Надо продавать, Столяровы отказались, так им квартиру сожгли. Лучше давай хоть десять тысяч получим, может, на переезд хватит, – мать теребила конец платка.
– Так это грабеж средь бела дня, – Лешка возмущенно глянул на дверь, за которой скрылись чечены.
– Сынок, надо бежать отсюда, иначе будет хуже, я здесь такого насмотрелась, – мама с надеждой посмотрела на Лешку.
– Ладно, утро вечера мудренее. Ложимся спать.
***
Прапорщик Петров приехал ночью. Лешка проснулся от того, что мама теребила его за плечо.
– Леша, вставай, какая-то машина военная под окнами.
Выглянув в окно, Лешка увидел знакомый КамАЗ из воинской части. Быстро одевшись, он выскочил из дома.
– Степаныч, ты что на улице ночуешь? У меня места на роту солдат хватит, – радостно крикнул Лешка, открыв дверь машины.
– Да я вообще-то не на улице, а в своей квартире, – показал Степаныч на кабину КамАЗа, – к тому же сынишка со мной, – он кивнул на парнишку лет десяти, спавшего на верхнем спальнике.
– Ну, давай, вылезайте из своей берлоги, пойдем мыться и завтракать.
Не торопясь, Степаныч с сыном вышли из машины.
– Леш, что у тебя случилось, командир приказал мне на всех парах нестись, говорит, что здесь какие-то бандиты беспредельничают?
– Потом, Степаныч, потом, – Лешка огляделся вокруг, – с сыном только ты зря приехал.
Дома гостей ожидал накрытый стол.
– Проходите, гости дорогие, – мама старалась угодить гостям.
Наскоро перекусив, Степаныч с деловым видом оглядел собранные вещи.
– Ну, тут вещей-то, за час управимся.
Грузили вещи Лешка и Степаныч, мама и сын Степаныча, Сашка, помогали.
Увидев, что Понамаревы грузят вещи, на улицу стали выходить соседи.
– Надя, как тебе не стыдно, почему не сказала, что сегодня будешь грузить, – подошел Магомед Дзерахов. Он сразу взял тяжелый тюк и понес его к машине.
Скоро все соседи помогали.
Надежда суетилась возле вещей, беспокоясь, как бы ничего не повредили.
Неожиданно Сашка подошел к Надежде и, поставив рядом с ней стул, громко сказал:
– Все, теть Надь, дома пусто, это последний.
– Как, уже? – Надежда медленно опустилась на стул. Положив руки на колени, она растерянно посмотрела по сторонам: – Когда увидимся еще?
Вокруг наступила тишина. Женщины зашмыгали носами, украдкой вытирая нахлынувшие слезы
– Зарема, курочки у меня в катухе остались, заберешь да за Пушком присмотри, умный пес, жалко на улицу выгонять.
Зарема неожиданно упала на колени перед Надеждой, обняла ее за плечи и заголосила.
– Как же я буду без тебя, мы же тридцать лет вместе прожили, ты же мне как сестра, – она плакала, уткнувшись Надежде в плечо.
– Надя, ты как приедешь, обязательно напиши, – сказала Фатима Барахоева, – возьми, это земля наша, – она дала Надежде пакет с землей, по ее лицу тоже бежали слезы.
– Ну, бабы, разревелись, вот все успокоится, и Надежда еще вернется сюда, – Магомед сам с трудом сдерживал слезы.
– Будь проклята эта перестройка, жили спокойно без нее, людям только судьбы калечит, – возмутилась Айсет, старшая дочь Заремы.
– Мам, ну-ка, вставай, – Лешка взял стул, на котором сидела мама, и протянул его Зареме, – теть Зарема, возьми на память от нас.
– Правильно, Лешенька, Саш, прыгай в кузов, там в шкафу часы старинные.
Сашка пулей оказался в кузове и скоро протягивал часы.
– Магомед, это твоей семье, помните, как нам было хорошо вместе, – Надежда протянула часы Магомеду.
– Видит аллах, дружно жили, светлая память мужу твоему, Николаю, как родные жили, – по лицу Магомеда пробежала предательская слеза.
– Фатима, возьми картину, на память.
Фатима молча обняла Надежду и поцеловала ее.
– Прощайте, соседи, – Надежда глубоко, в пояс, поклонилась всем.
Они вчетвером сели в кабину КамАЗа, и машина тяжело поехала по неровной дороге. Выехав на трассу, Лешка с Надеждой вышли из машины.
– Степаныч, мы дождемся попутку, а ты на перевале никому не останавливайся, неспокойно здесь, – Лешка пожал руку водителю.
– Не дрейфь, командир, прорвемся, в Афгане по перевалам не один километр проехал, – ответил бодро Степаныч.
– Леш, может, деньги ему отдать, – зашептала Надежда.
– Степаныч, у тебя надежней будет, возьми деньги, что за квартиру получили? – Лешка протянул деньги, завернутые в газету.
– Увидимся в части, – улыбнулся Степаныч. Вскоре машина скрылась за поворотом.
– Кто же за могилой отца присмотрит? – Надежда все еще вытирала слезы.
– Сами будем приезжать, – Лешка посмотрел вдаль, в надежде увидеть какой-нибудь транспорт.
– Сейчас вахтовиков повезут, с ними доедем до кирпичного завода, а там вниз, километров пять и в Осетии. К вечеру будем в Моздоке, – Надежда села на лавочку.
Вдруг совсем недалеко раздалась автоматная очередь.
– Пацаны шкодят в лесу, – тревожно сказала Надежда.
– У вас здесь хуже, чем в Техасе, – Лешка закурил сигарету.
Они стояли молча еще минут пять, как вдруг из-за поворота выбежал Сашка.
Он бежал в домашних тапочках, сильно прихрамывая на одну ногу. Лешка рванул навстречу.
– Сашка, что случилось? – крикнул он, подбежав к мальчишке.
– Отца убили, КамАЗ забрали и уехали, – сквозь плач сказал Сашка.
Из носа у мальчишки бежала кровь.
– Мам, присмотри, – крикнул он на ходу, а сам побежал вниз по дороге.
– Сынок, куда, они же с автоматами, – крикнула ему в след Надежда, но Лешка скрылся за поворотом. Она принялась успокаивать Сашку.
– Мы только отъехали, как за поворотом уазик поперек дороги. Отец остановился, а тут дверь кто-то открыл, отца вытащили из машины и из автомата в упор. Меня вышвырнули из кабины и больно ударили в лицо. Когда я поднялся, они уже уехали. А я сразу побежал, – захлебываясь слезами, рассказывал Сашка.
Лешка бежал вниз по горной дороге. Степаныча он увидел далеко. Тот лежал посреди дороги, широко раскинув руки. Подбежав к нему, Лешка опустился на колени.
– Степаныч, миленький, открой глаза, – он пытался привести его в чувство, но все было напрасно. Степаныч был мертв.
– Суки, сволочи, твари, – вскочив, закричал он куда-то в лесную чащу.
Горло сдавила обида и беспомощность. Лешка закрыл глаза Степанычу.
– Прости, из-за меня. Я отомщу, – тихо сказал он.
И тут Лешка ужаснулся этой мысли. Кто теперь его враги? Эти люди, с которыми он вырос, с которыми вместе пил, ел, плакал и веселился? Которых считал родными? С кем сидел за одной партой, гонял в футбол и дрался спина к спине с чужаками? Кто сделал их врагами? Ведь Степаныча убил кто то из местных. Как быстро они, почти родные люди, стали врагами. Кто за это все ответит? В голове путались мысли. Лешка не понимал, что сейчас его втравили в бойню, как двух бойцовских псов в вольере, и что чувство мести заслонило собой способность трезво мыслить и оценивать происходящее. Ему хотелось крови и отмщения за нелепую смерть Степаныча. Сейчас он не понимал, что вина за смерть Степаныча лежит не на людях, угнавших КамАЗ с домашними вещами, а на тех, кто своим бездарным руководством разжег костер межнациональной войны. Но ему нужен был автомат, чтобы стрелять в первого встречного чеченца. Он не понимал, что чеченцами движет такое же чувство мести и ненависти, заставляя убивать ни в чем неповинных русских людей. Тогда он не знал, что эта начинавшаяся война нужна в первую очередь «режиссерам» из Москвы и Грозного, чтобы в огне межнациональной розни «погреть» свои, по локоть в крови, руки. Но сейчас только месть могла его успокоить, месть к людям, которые еще недавно были для него родными.
***
Лешка «не вылезал» из боевого дежурства. Два дня подряд, затем перерыв сутки и две ночи, и так уже вторую неделю. За это время всего три вылета по нарушителям государственной границе. Скукотища непросветная. Летали все меньше и меньше. Боевая подготовка сворачивалась, и в основном летали на продление сроков по видам подготовки. Лимиты топлива постоянно снижали, запасные части к самолетам поставлять перестали вообще. Из положения выходили тем, что ставили под «разборку» боевой истребитель. Все надеялись, что скоро этот бардак в стране закончится, и боевая подготовка вернется на прежний уровень.
– Товарищ старший лейтенант, тьфу ты, капитан, никак не могу привыкнуть, – Тимур сделал это демонстративно (Лешке и ему на днях присвоили капитана), – ваш ход.
– Тимур, пацаном ты был, пацаном и остался, – Лешка держал паузу, – ну, чтоб вам жизнь медом не казалась, мизер, господа офицеры.
– Да ну! – встревожился Тимур, – Витька, вскрываемся, – обратился он к партнеру по игре, ответственному по приему и выпуску самолетов, лейтенанту Семакину.
– Может, в темную? – спросил тот неуверенно.
– Ты что, хочешь гвардии капитана Понамарева поймать на мизере в темную? Ви глубоко заблуждаетесь, – перешел он на грузинский акцент.
– Да, не хватает здесь Артурчика, он бы тебя вмиг словил бы на мизере, – Тимур внимательно изучал карты.
– А ты возьми и позвони ему, он сейчас на КП дежурит, – Лешка сидел с видом заговорщика.
– Да, неплохо бы, чтоб он с нами был, но судьба занесла его на КП офицером боевого управления, – Тимур от напряжения зачесал затылок.
– Это его после аварии списали? – спросил Семакин.
– Скорее он сам не смог летать, так кувыркаться в кабине, – Лешка закурил.
– А правду говорят, что ему жена не разрешила летать, ведь все на ее глазах произошло, – не унимался Семакин.
– Много будешь знать, плохо будешь спать, – Тимур шутя щелкнул ему по уху, – ну, проверим тебя так, – и сделал ход. Лешка сделал ответный ход.
– Так и знал, не поймаем, – Тимур в ярости сгреб карты.
В это время захрапел сидящий на прикупе четвертый игрок, старший техник дежурного звена капитан Бабаев.
– Так, тихо, мужики, – зашептал Тимур, – Витя, туши свет и потихоньку садись на свое место
Витя потушил свет. После этого Тимур громко сказал:
– Антоныч, ходи. Сколько можно ждать? – и для верности толкнул его плечом.
– А, что, бля, почему темно? – тот яростно начал тереть глаза.
– Антоныч, не выделывайся, ходи, – невозмутимо продолжил Тимур, – нам что, ждать, пока ты выспишься?
– Мужики, темно, ничего не вижу, – техник вскочил и продолжал тереть глаза.
– Ну, вот, Антоныч, допился, тебе же Наталья Михайловна говорила, что допьешься, вот и пожалуйста, – продолжал разыгрывать Тимур. Лешка и Витька сидели тихо, ожидая развязки.
Неожиданно Антоныч рванулся через Лешку к двери бешено крича:
– Ослеп!!!
Лешка полетел со стула, толкнув Витьку, который в свою очередь свалил Тимура. Антоныч открыл дверь, и яркий свет заставил его остановиться. Поняв, что его разыграли, он медленно повернулся и угрожающе сказал:
– Так, Чевадзе, сейчас мы с тобой пойдем бороться, – и так же медленно пошел на Тимура. Дале в том, что Антоныч был в молодости борцом. Обладая недюжинной силой, он на спор гнул стальной прут, толщиной в палец.
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71