Страница 39
слушалось. Ног он не чувствовал вовсе. Автомобиль очередной раз сильно тряхнуло, и Лешка опять потерял сознание.
Очнулся он, когда на него вылили ведро воды. С трудом открыв глаза, Лешка увидел, что лежит в центре большой комнаты, в которой стоял стол и несколько старых стульев. На одном из них сидел непонятного возраста боевик, а вокруг стояли доставившие его сюда молодые парни. Сидящий на стуле с интересом рассматривал Лешкин защитный шлем.
– Да, вот так встреча, летчик Понамарев, даже не знаю, радоваться или нет, – по-чеченски сказал старший.
– Чабан, он тебя не понимает, – сказал молодой боевик, – говори по-русски.
– Этот летчик меня понимает, да, Лешка? – он говорил по-чеченски, с улыбкой смотря на лежащего пилота. – Мурата помнишь, должок еще за тобой после той драки, не забыл?
Только теперь Лешка по голосу узнал одноклассника Мурата. Но что-то сказать он не мог. Язык во рту распух, губы не слушались. В голове по-прежнему стоял шум. В глазах все плыло.
– В школе мы с ним учились, в станице Вознесенье. Врагами еще тогда были. А сейчас такой подарок. Не знаю, как аллаха благодарить. Ладно, сейчас с ним разговаривать бесполезно, отнесите его под навес, к солдату, – Мурат говорил уже по-русски.
– Чабан, этого привязать, – молодой боевик посмотрел на старшего.
– Зачем? Ты посмотри на его ноги, кости торчат после перелома. Куда он убежит?
Лешку подхватили под руки и потащили из дома. От боли он снова потерял сознание. Очнулся он от того, что кто-то пытался его напоить. Почувствовав воду, Лешка сделал несколько глотков. Рядом с ним сидел на корточках солдат в рваной форме. Вокруг его пояса была намотана цепь. Второй конец цепи был приварен к рельсе, вкопанной в землю. Лицо распухло от побоев. Вместо правого уха была рваная рана. На перемотанных грязными тряпками руках отсутствовало несколько пальцев.
– Попейте маленько, вам легче станет. Вот хорошо, – говорил он, сильно шепелявя, передних зубов не было, губы в гнойных ранах. Он одной рукой бережно поддерживал Лешку, а второй держал грязную кастрюлю, из которой поил летчика. После того, как Лешка сделал несколько глотков воды, солдат бережно уложил его на солому и накрыл рваным одеялом.
– Поспите, завтра вам полегче будет.
Лешка закрыл глаза и от усталости сразу уснул.
Проснулся он от холода. Было раннее утро, и осенние туманы пронизывали холодом до костей. Рядом, укрывшись каким-то рваньем, спал солдат. Над ними был навес из досок, накрытый шифером. Спали они на куче соломы, а за плетенным заборчиком мирно чавкал теленок. Лешке казалось, что он спит и ему снится какой-то нелепый сон. Вот сейчас он ущипнет себя и проснется. Он сделал движение рукой, и спину пронзила сильная боль.
«Не сплю», – с сожалением подумал он. Сразу вспомнил, как его самолет вчера подбили. «Расслабился, – подумал он, – на секунду раньше бы ушел за облака, и ракета бы не достала. Интересно, почему не сработали тепловые ловушки? Неужели меня «пасли» еще с Питера?»
Мысли роем кружились в его голове. Как изменился Мурат. Настоящий вахобит. Такой не отпустит. Но его наверняка ищут. Надо немного продержаться, и его освободят наши. В это время зашевелился солдат.
– Проснулись? – он потер глаза здоровой рукой, – меня Петей Синицыным звать.
– А ты как здесь? – сухим языком полушепотом спросил Лешка.
– Дембеля в Грозном за водкой послали. Только за угол зашел, по башке дали и в горы. Сейчас выкуп у мамки требуют, – солдат говорил, сильно шепелявя почти детским голосом. И от этого он казался почти ребенком. Худой, в оборванной одежде, синий от побоев, он был похож на беспризорника.
– Ну, а она?
– А что она. Нас пятеро у нее. Отец два года назад в Волге по пьяни утонул. Денег только только на жратву. Сначала пальцы резали, потом ухо. Все матери по почте посылали. Выкуп был пятьсот тысяч долларов, потом двести. Сейчас сказали, если сто тысяч не соберем, голову в посылке домой отправят.
– А из части вестей нет?
– Как же! Мамка ездила. Так ее сказали, что я дезертировал, еще когда нас со сборного пункта из Астрахани везли. А за дезертира армия не отвечает и не помогает. Так что кердык мне скоро, зарежут, – он говорил это так спокойно, будто рассказывал про другого человека. При этом все время чесался.
– И давно ты здесь?
– Не помню, может, месяц, может, два.
– Бежать не пробовал?
– Ага, убежишь. Тут со мной прапорщик из десантуры был. Его когда повели к Чабану, он охранника его же ножом зарезал и в горы. Так его на выходе из аула подстрелили и уже с мертвого, на моих глазах, отрезали голову. Неделю лежал в овраге. Вон там, – солдат показал за забор, – днем собаки ели, ночью шакалы. Я когда воду носил мимо, все видел. Чисто его объели, один скелет остался. Просил похоронить его, не дали. Говорят, пусть видят все, кто сбежать захочет.
– За что бьют? – спросил Лешка.
– А просто так, развлекаются. Это все пацаны. Приемы каратэ отрабатывают на мне. И все, гады, стараются зуб выбить. Я уже приноровился. Как ударят сильно, что зуб шататься начинает, так я его языком выдавливаю, чтобы больше не били. Смеются, шакалы. Если живой останусь, до конца дней мстить буду. Любого чечена, хоть старика, хоть малолетку. Головы буду резать. Как они нам, – неожиданно голос его начал дрожать и на глазах появились слезы. – А сначала зубы буду выбивать, по одному, – говорил он это с ненавистью, голос дрожал, по щекам текли слезы. Он начал бить кулаком по плетенному забору, с ненавистью шепотом крича: – Вот так, по зубам, по зубам.
Лешка понял, что у мальчишки истерика. Он взял в руку валявшийся рядом прут и что было силы ударил солдата. От удара тот свалился на бок и тихо заплакал-заскулил.
– У-у-у, не могу больше, скорее бы голову отрезали, – по-детски плакал он.
У Лешки потемнело в глазах от резкого движения. Откинувшись на спину, он тяжело задышал.
– Не скули. Меня скоро выкупят, я о тебе расскажу в комитете солдатских матерей. Они найдут способ вытащить тебя отсюда, – с трудом сказал он.
– Правда, вы скажете, пусть меня выкупят, я потом отработаю, я отдам, вы скажите им, я не хочу, чтобы мне отрезали голову, – солдат по-детски преданно смотрел Лешке в глаза и шептал эти слова, как молитву.
– Упокойся, все скажу. Они никого в беде не оставляют. Ты только духом не падай.
Скрипнула дверь, и из дома вышел старый чеченец. Он пошел в сторону туалета, находящегося в конце двора, неся в руке кувшин.
– Чудно они в туалет ходят. С кувшином. Я сколько здесь, без кувшина никого не видел, – солдат по-детски захихикал.
– Мусульманский закон, над этим нельзя смеяться. Это, брат, убеждения, религия. Ты вот знаком с исламом, глядя, как боевики головы режут, так ведь это не ислам, это бандитизм, прикрытый исламом. Ислам – это одна из мудрейших религий, которая несет в себе добро и справедливость. Вот выберешься отсюда, обязательно почитай Коран, мудрая книга, – Лешка приподнялся на одной руке и оперся на локоть.
– А вы откуда знаете про ислам? – солдат с любопытством посмотрел на Лешку.
– Родился я и вырос в этих местах, среди этих людей. И далеко не все они бандиты. Просто некоторые подлецы наврали им про свободу, а сами втянули в войну, которая губит их народ.
Аул оживал. То тут, то там захлопали двери, замычали коровы, заблеяли бараны. Послышалась гортанная чеченская речь. Из дома вышла молоденькая девушка и принесла пленникам кастрюлю с едой. Молча поставив ее на солому, налив из кувшина воду в чашку, она ушла в дом. Солдат быстро подполз к кастрюле и открыв крышку понюхал содержимое.
– Ничего. Съедобное, – он уселся рядом с Лешкой и, взяв из кастрюли какой-то кусок, протянул Лешке. – Это объедки с вечера. Ничего, привыкните. Я тоже сначала брезговал. А потом ничего, привык. Бывает даже очень вкусно.
Лешка заглянул в кастрюлю и брезгливо передернулся.
– Нет, я не буду, ты сам.
– Ладно, завтра проголодаетесь, тоже есть будете.
Скоро из дома вышел подросток с автоматом и, подойдя к солдату открыл замок, которым была замкнута цепь у него на поясе.
– Давай, давай, вода, вода, – он пару раз ткнул солдата стволом автомата.
– Ну, я на работу, воду таскать. Целый день из ручья ношу воду, уже привык - он поднялся и, прихрамывая на одну ногу, пошел впереди подростка.
Лешка остался один. Он молча наблюдал за боевиками, которые то выходили из дома, то спускались в погреб, вынося оттуда оружие. Видимо, они готовились к очередной вылазке. Из дома вышел Мурат и, подойдя к «джипу», стоящему в глубине двора, молча сел в него и уехал. Лешка целый день провалялся на соломе. Он чувствовал себя очень плохо. Не проходила температура, болела спина, ног по-прежнему он не чувствовал. Он то засыпал, то просыпался, переворачиваясь с одного бока на другой. Незаметно стало темнеть. Во двор, с трудом волоча ноги, вошел солдат в сопровождении конвойного. Он с ходу плюхнулся рядом с Лешкой. Молодой чеченец молча защелкнул замок на цепи и ушел в дом.
– Уработался. Сегодня не били, – с улыбкой сказал солдат.
Из дома вышла та же молодая чеченка и опять принесла еду и воду. Лешка снова не смог есть. Солдат быстро опустошил кастрюлю и, сказав что-то невнятное, лег на бок и сразу уснул.
Лешка смотрел на темное южное небо и думал о своей судьбе и судьбе солдата. Наверняка его не оставят здесь и привезут боевикам выкуп. А вот с солдатом хуже. Он слышал, когда похищенного солдата задним числом оформляют в дезертиры, чтобы не портить показатели. Тогда спасение утопающих дело рук самих утопающих. В тишине послышался гул машины, и через минуту во двор въехал «джип». Из него вышел Мурат. К нему сразу же подошел боевик.
– Как съездил? – спросил он у Чабана по-чеченски.
– Ничего, слава аллаху. Я думаю, до конца недели за летчика лимон баксов мы получим. А вот солдата надо кончать. Не хотят за него платить. Завтра соберешь народ на шариатский суд, – устало сказал Мурат и пошел в дом.
Лешка с жалостью посмотрел на спящего солдата, сердце защемило от невозможности помочь. Всю ночь он не мог заснуть, ворочаясь с бока на бок. Рассвело незаметно. Аул очередной раз зашумел обычной жизнью. Солдат проснулся и сел на солому.
– Что-то долго жрать не несут, – сказал он, потирая глаза.
Из дома выбежал подросток и побежал по аулу. Через некоторое время во дворе стали собираться чеченцы. Это были и мужчины, и женщины, и дети. Солдат беспокойно заерзал.
– Чего они собираются, – зашепелявил он, – чего они говорят? – с тревогой посмотрел он на Лешку.
– Не знаю, наверное какой-нибудь указ доведут, – Лешка старался быть спокойным, хотя грудь раздирал вопль.
– Когда прапорщику голову резали, тоже так собирались, – испуганно сказал солдат.
Из дома вышел Мурат и его боевики. Двое подошли к солдату, отстегнули замок и, подняв его на ноги, потащили молча в центр двора.
– Дяденька, не надо, за меня заплатят, я знаю где деньги взять, не надо, не надо, – солдат жалобно скулил, падая на колени перед Муратом.
– За кровь наших братьев и сестер, за осквернение могил предков суд шариата приговаривает этого неверного к смерти, – громко крикнул Чабан.
Он кивнул боевикам:
– Иса, твоя очередь отомстить за смерть отца.
Рослый боевик вышел вперед и достал из-за пояса огромный нож. Другой схватил солдата за ноги, который упал на землю и громко завизжал. Именно завизжал, а не закричал. Иса резко схватил солдата за голову и взмахнул ножом.
Лешка закрыл глаза. Визг солдата сменился хрипом.
– Алла Акбар, Алла Акбар, – закричала толпа.
Лешка слышал в этом многоголосие каждый голос отдельно. Голос старух, стариков, молодых парней и девушек, самого Чабана. Ему показалось, что у него расколется голова от этого крика. «Звери», – подумал Лешка и открыл глаза.
Солдат лежал посреди двора в луже крови. Его ноги еще дергались в конвульсиях. Голова валялась рядом. Люди подходили и плевали на лежащего в луже крови солдата Петю Синицына. Постепенно толпа стала расходиться. Два подростка взяли труп за ноги, третий поднял голову за волосы и потащили его в сторону оврага.
Лешка лежал неподвижно, боясь пошевелиться. Сколько прошло времени, он не помнит. Все тело затекло от неизменной позы. Он даже не заметил, как девушка принесла ему еду. Незаметно наступила темная южная ночь. Впервые за многие годы он испугался. Причем страх парализовал его. Он боялся пошевелиться, еле дышал. В какой-то момент ему показалось, что завтра его ждет такая же участь. Им охватила паника. Если бы у него были здоровые ноги, он бы побежал в горы, даже если бы в него стреляли. Подальше от этих зверей. Неужели еще два дня назад он был дома в полной безопасности? Он понимал, что в воздухе в любой момент мог разбиться на истребителе, но это была другая смерть, ее он не боялся. А здесь режут горло, наверное, это мучительно больно? Бедный солдат. Надо запомнить, как его звали, Петя Синицын, кажется. Незаметно он уснул.
***
Проснулся Лешка от того, что хотелось мучительно пить. От высокой температуры, которая не спадала с момента падения, высохли и потрескались губы. Язык распух, и горло сильно першило. Он с трудом дотянулся до кастрюли с водой и стал жадно пить. Утолив жажду, почувствовал облегчение. В это время из дома вышел Чабан и направился к Лешке. Подойдя, он сел на старый пень.
– Ну, что, земеля, не ожидал такой встречи?
– Не ожидал, – Лешка приподнялся на локтях, голос его был чужой и хриплый.
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71